Сегодня у меня было достаточно странное занятие физкультурой. Сейчас у меня тот самый период жизни, когда все метафизическое пребывает в таком кризисе, что разумнее заниматься физическим. Если по-простому – когда грустно, надо качать жопу. Грусть пройдет, а накачанная жопа останется.
Поэтому я бегаю по всем занятиям, до которых только могу добраться: йога, танцы, бокс, растяжки.. «Твиттер, свитер, макинтош, танцы, лыжи – все, что хошь!»
И мне посоветовали очень классного Олега. (Имя на всякий случай изменено, а то вдруг).
Олег обладал проворством мыши и упругостью рыси. Олег знал все про то, как работают мышцы, суставы и по каким векторам растаскивает каждый сегмент тела при падении гребанная гравитация. Олег умел прыгать, падать, кувыркаться, бороться и выкручиваться с поразительной легкостью. Олег очень хотел нести это в массы (в мои массы, в частности). И он старался. Но не мог.
Слова разбегались от Олега как испуганные тараканы. Как будто в противовес слаженному и разумному телу, речь Олега была расхлябанной, неряшливой и совершенно недисциплинированной. Он начинал предложение, спотыкался на середине, забывал о том, что где-то тут должен быть глагол, мычал, судорожно пытался исправить калеченное высказывание, подставляя еще больше прилагательных, спотыкался снова и в итоге с шумом грохался в «ну вы поняли».
Если бы объяснение можно было станцевать, если бы грамматические структуры можно было побороть на татами, а связку между словами организовать как-нибудь через кувырок, Олегу бы не было равных. Но слова, бляди такие, требовали проговаривания через рот. И тут Олег терпел сокрушительное фиаско.
Олега проще всего понять через движение. Когда ученики повторяют за ним упражнение, где-то на второй-третий раз обязательно раздается восклицание «О! Так вот оно что!», и дальше человек меняет какой-то привычный паттерн и становится чуть более ловким, чуть более быстрым, а движения его – безопасными и естественными.
Проблема в том, что у меня с телом примерно такие же отношения, как у Олега с речью. Я честно пытаюсь повторять то, что я вижу, но картинка перед глазами и внутри не складывается вообще никак. Так, рука сюда, нога сюда, потом происходит магия, и вот человек уже в какой-то новой позе. Мозг пытается просчитать траектории частей тела как разных неприкрепленных друг к другу объектов, быстро перегревается и сдается. При попытке наложить этот паттерн на свое тело – выкидывает критическую ошибку.
Выполняя упражнение, я часто понятия не имею, где у меня находятся ноги, как высоко подняты руки, и для меня всегда полнейшим секретом является то, куда я приземлюсь после прыжка или где окажусь в результате кувырка.
Олег даже не в курсе, что так может быть. К середине занятия он не выдерживает и начинает звереть: «Ну где, где твоя нога??». Он думает, что я издеваюсь. «Блядь, а где, где подлежащие твоих предложений??» — хочу ответить я, но не делаю так, потому что, во-первых, устала как собака, во-вторых, он все равно не поймет.
У нас нет общего языка.
И дело не в том, что Олег дебил, а я инвалид. Нет, Олег вполне себе умный парень, он не иностранец и не котенок, он читает новости, разговаривает с друзьями, слушает музыку и понимает текст песен. Я вполне себе хожу ногами, беру руками и, как правило, не промахиваюсь мимо стула.
Только у меня нет чувства тела, как у Олега нет чувства языка.
Он говорит предложения вроде «Ну и вот сейчас давайте, ну вот, это, ну без этого, короче, вот да» и считает акт коммуникации состоявшимся. Я плюхаюсь с размаху жопой в диван, принимаю позу черепахи, вытягивающей шею из-под своего панциря под немыслимым углом и считаю, что я неплохо двигаюсь.
Меня, скорее всего, можно обучить кой-каким несложным трюкам. Я когда-то пробегала полумарафоны, этой зимой в зале таскала достаточно хорошие веса, а на йоге научилась гнуться в странные позы. На это ушло очень много сил и задрочки под эти конкретные умения, я много раз по пути травмировалась, а полученные навыки быстро терялись. Потому что все это – набор фокусов для человека, совершенно не имеющего внутреннего контакта с телом, не понимающего его и не слышащего.
Меня много спрашивают, можно ли научить писать, могу ли я преподать мастер-класс, сделать курс, объяснить какие-то «фишечки», рассказать про «лайфхаки». Ну, чтобы писать блог, больше-то не надо.
И вот теперь я точно знаю, что чувствуют тренера, к которым прихожу неровной походкой кривая-косая я и прошу: «ну просто посадите меня на шпагат, мне больше ничо не надо».
Чисто в теории можно, наверное, взять Олега за шкирку и долго мучительно объяснять ему про механику синтаксических конструкций. О том, что деепричастным оборотам нужны глаголы в предложении, о том, что слова должны быть согласованы, о том, что повторение одного и того же слова не добавляет иллюстративного материала в речь, для этого можно использовать синонимы или метафоры. От всей этой теории у Олега, скорее всего, потечет крыша, как у всех нас она текла на уроках русского языка в школе, когда нам пытались втолковывать про «обстоятельства образа действия» и мы заучивали это как заклинание.
Можно заставить Олега выучить пару десятков красиво отполированных фраз и наказать общаться только ими. Речь Олега станет насыщенее и ярче, но совершенно потеряет живость и легкость.
Можно заставить его учить слова. По словарю синонимов. Чтобы он знал, что можно упасть, навернуться, грохнуться, опрокинуться, обрушиться, шлепнуться… Но как и когда их использовать, если ты не слышишь, не чувствуешь разницы между «упасть» и «навернуться» и, главное, зачем? В итоге, все равно в речи останется главное нейтральное слово, а остальные вернутся туда, где им и место, — в пассивный словарь.
Туда же, куда возвращаются мои мышцы, когда я перестаю над ними издеваться. Паттерны, неиспользуемые на практике, исчезают. Что в речи, что в движении. Так мы устроены.
Поэтому никакие курсы на свете не научат Олега писать, точно так же, как никакие онлайн-занятия йогой не научат меня грациозно двигаться. Потому что дело не в навыках. Дело в том, чувствуешь ли ты язык или тело или нет.
Если у тебя есть это чувство тела, то любые новые навыки ты схватываешь на раз-два. Если есть чувство языка, то любая прочитанная книга обогащает тебя новыми смыслами, интересными оборотами и яркими выражениями. И это становится частью твоего арсенала, который никогда не ржавеет и не пылится.
Как мне объяснили, чувство тела формируется через долгие повторения и навык наблюдать, прислушиваться к себе.
Чувство языка появляется похожим образом. Через наблюдение, через чтение, через подслушивание. Когда тебе в книге становится интересно не столько то, что там происходит, сколько то, как это написано. Когда ты запоминаешь речевые привычки людей лучше, чем их лица, когда у тебя чешутся руки записать какое-то особенно хлесткое выражение. Когда ты пишешь, перечитываешь, что-то переписываешь. Когда пробуешь слова на вкус. Читаешь вслух себе какие-то отрывки. Снова пишешь. Перечитываешь старое. Ужасаешься. Переписываешь. И так по кругу.
Никогда не понимала, почему «графомания» — это оскорбление. Мы же не пытаемся унизить гимнаста намеком на то, что он только и занят своими кувырканиями. Да, занят. Потому что в этом видит смысл. Он не для вас кувыркается, он для себя. Он сочиняет симфонию своим телом. Она просуществует пару секунд, а затем навсегда исчезнет. Человек занят творчеством, отвалите.
Так и пишущий человек. На 99% он занят писаниной для себя. Он вертится на своих словесных конструкциях, выныривая то там, то здесь, совершает немыслимые перехваты, переворачивается в воздухе и приземляется в заранее выбранную точку с точностью снайпера. Чтобы работать со словом (быть блогером, писателем, копирайтером, говорящей головой в ютубе), быть графоманом необходимо. Нужно получать удовольствие от этих кульбитов, нужно с искренним восторгом подсматривать за другими, пытаться разгадать, как эта сволочь вот тут умудрилась вес перенести вот сюда и не сорваться? Как, черт возьми, это работает? А если я попробую? А вот тут получится?
Как научить вот именно этому любопытству и языковому гурманству, из которого уже вырастает чувство языка, на которое можно навернуть любые фокусы – я не имею ни малейшего понятия.
Возможно, все на свете тренируется, кроме любопытства. А любопытство – исключительно врожденная опция.
